Маргарита Бурсевич - Логово серого волка [СИ]
— У него были многие годы, чтобы подготовиться, — в голосе Локи не было оправдания, скорее безнадежная констатация факта. — Мы не сразу разобрались в том, кто увел Рому. Ни единого следа в замке. Лишь найдя место, где они прошли, можно было организовать преследование…
— До монастыря, — закончил я за него, уперевшись в дверь руками.
Локи промолчал.
— Я уже все знаю.
— Откуда? Мы далеко не первый час носом землю роем, но я так и не нашел способ…
— Смотреть надо выше, — вновь перебил я его.
— Что? — растерялся Локи.
— Почтовые голуби, — хрипло пояснил Гай.
Потрясенное молчание было мне ответом.
— Они следили за нами многие годы и ждали своего шанса. Они прощупывали и искали бреши в моей обороне… и нашли.
— Я полагаю, что Рома пошла сама, — тихо сказал Локи.
— Что? — резко развернувшись, я вцепился ему в грудки. — Что ты сказал?
— Она пошла сама, — удушливо повторил Локи. — И у нее была причина на это.
С трудом разжал пальцы и потер лицо.
— Рассказывай.
— В ту ночь убили пленника и мы, надеясь поймать предателя, по горячим следам бросились осматривать окрестности.
— А охрана замка?
— Оставалась на постах, а здесь я поставил отдельный караул для Ромашки и Богдана. Но закончить осмотр нам не дали, на главные ворота было совершено нападение извне довольно большим обученным отрядом.
— Потери?
— Двое стражников… в этом коридоре.
Я недоуменно нахмурился.
— Хочешь сказать, что старик справился с двумя оборотнями-воинами?
— Да, — поморщившись, ответил Локи. — Они не ожидали от него подвоха. Да и кто заподозрил бы опасность в лице старика лекаря. Мы нашли следы яда на их одежде и руках. Они даже не успели поднять тревогу, до того как умерли.
— Дальше.
— Я подозреваю, что его целью был Богдан. С ним легче уйти, да и торговаться за него ты будешь не меньше, чем за жену. Но, видимо, Рома оказалась не в том месте и не в то время.
— Или там, где и должна была, — пробормотал Гай.
— Мальчик был чем-то опоен и проспал много часов.
— Она обменяла его на себя, — понимающе закончил я за него.
— Да.
— Как ушли из замка?
— Через восточную стену.
Вот тут я насторожился.
— Там нет спуска.
— Нет, — глухо сказал Локи. — Им пришлось прыгать. Судя по следам, их ждали и страховали.
— Какая разница, как это было, — заворчал Гай. — Важнее, что делать дальше?
— Спускайся вниз и распорядись, чтобы приготовили письменные принадлежности, — обратился я к Гаю, затем перевел взгляд на Локи. — Приготовь гонцов, самых быстрых.
Не дожидаясь ответа, я все же толкнул дверь и вошел в комнату.
Здесь оказалось пусто. Невероятно пусто, до холодного озноба. Было ощущение, что вместе с Ромой это место покинул свет и воздух. Меня душили каменные стены, которые не отражали ее голос. Мне было холодно и темно без ее света. Мне было одиноко и плохо. Неужели когда-то, еще до появления Ромашки, я существовал в этой комнате и не замечал этого?
И лишь некоторые мелочи говорили о том, что мое счастье не было сном. Шпильки на столе, корзина для шитья, открытый сундук с платьями и легкий запах, присущий только Роме.
И только одна вещь мне была незнакома — меховой плащ, лежащий на кровати. Он так сильно пропах ее ароматом, что не было сомнений, чьи руки создали его. Я провел пальцами по ровному шву.
— Ромочка, потерпи, я скоро, — пообещал я бесшумно.
Из собственных переживаний меня вырвал громкий и жалобный детский плач. И сам не осознал, как оказался у комнаты Богдана. Резко открыв дверь, я ворвался внутрь. В комнате никого, кроме ребенка и его кормилицы не было. От резкого шума Руфь, прижимающая к себе ребенка, взвизгнула и отшатнулась.
— Милорд, — облегченно выдохнула она и украдкой попыталась вытереть слезу.
— Что с ним? — повысил я голос, чтобы она могла меня услышать за детским криком.
— Голодный, а покормить не удается. Он уже несколько дней еду только из рук Ромы берет, — всхлипнула она, безуспешно пытаясь сдержаться.
— Дай мне, — протянул я руки и принял ребенка.
— Парень, слушай меня внимательно, — заговорил я, приподняв его лицо к себе.
Ребенок затих, но продолжал всхлипывать.
— Я верну маму домой. Обязательно верну.
Мальчик захныкал, но на крик больше не переходил. Я осознаю, что он не понял ни слова, но уверенный тон сделал свое дело. Знакомый родной голос тоже возымел силу.
Я и раньше помогал Роме кормить мальчика, но впервые нам приходилось с ним справляться самим. Неуклюже, но настойчиво, я заставил Богдана принять пищу из моих рук. Не знаю, что сыграло свою роль? Возможно, запах родственной крови, а может он воспринимал меня как часть Ромы. Наевшись, мальчик устало уснул, а я все продолжал держать его на руках. Совсем еще малыш, а уже столько пережил и испытал. И я ни за что не позволю, чтобы в его жизни случились другие потери.
— Спи, малыш, — шепнул я, передавая мальчика Руфь. — Спи. А я пойду маму верну.
В главном зале меня уже ждали Гай и Локи. Не тратя время, я прошел к своему столу и принялся за письма.
— Послания должны быть доставлены немедленно, — распорядился я. — Гай, остаешься при Богдане и глаз с него не спустишь.
Седой кивнул, но я видел, как заиграли под кожей желваки на его лице. Он не желал оставаться в стороне, но спорить не посмел.
— Локи, собирайся в дорогу.
Чувство вины, съедающее его заживо, сочилось в воздухе запахом гниющих фруктов. И возможность хоть как-то исправить ситуацию заставила его поторопиться.
Спустя всего несколько минут гонцы были отправлены к адресатам. Оставалось только ждать. И эти несколько часов стали самыми длинными в моей жизни.
Глава 58
Нет ничего страшнее неизвестности. Время останавливается, и, кажется, что даже сердце стучит медленнее и с трудом. Моральная усталость давит непосильным грузом, а тело не желает отдыха, боясь разорвать связь с действительностью. Кажется, что если пробудишься ото сна, очнешься в этом подвале, то это станет реальностью. Неизменной и навсегда.
Лили давно спала, сжавшись калачиком на постели из сена, и время от времени всхлипывала во сне. Как бы она не храбрилась в бодрствовании, сон снимал все ее щиты. Она боялась, очень боялась остаться в этих стенах. Предательство семьи надломило ее, и однажды она может озлобиться на весь мир, став еще одной серой тенью, живущей в монастыре.
Сколько здесь таких, сломанных женских судеб и жизней? Сколько боли и горя познали каменные стены обители, которые должны нести мир и покой? Как часто здесь запирали неугодных, обрекая на медленную физическую и душевную смерть? Есть ли здесь хоть кто-то, кто добровольно и по собственному желанию выбрал этот путь?
